Хоть трава не расти
Каждую весну, от того дня, когда сойдет снег, и до первой зелени, в полях и парках, на прогретых солнцем склонах оврагов мы наблюдаем удивительный природный феномен: горит пожухшая трава. Огонь вспыхивает там и сям, губя семена редких трав и цветов, мышей и улиток, личинки жуков и птичьи гнезда. При особо удачном пале загораются кусты, леса, дома, выгорают целые деревни и усадьбы, гибнут люди - статья профессора Высшей школы экономики С.А.Медведева опубликована в газете "Ведомости" №17 от 6.05.2011 .
Я понимаю, что траву зажигают сами же люди, но рассудок отказывается в это верить, поэтому я склонен видеть тут некое стихийное бедствие, вроде как трава загорается сама.
Россия ведь живет в непрестанной схватке со стихией: то битва за урожай, то сражение со снегопадом, теперь вот борьба с палами травы. Уже, кажется, давно всем все объяснили: жечь старую траву бесполезно, новая вырастет и без помощи человека, зола не удобряет, а истощает почву… И все равно каждую весну, словно зажженная неведомой силой, полыхает трава, и земля покрывается километрами мертвых плешей.
Что это за эпическая сила? Потемки русской души, чертовщина с достоевщиной? Безудержная радость разрушения? Русский бунт, бессмысленный и беспощадный? Или это древняя память о подсечно-огневом земледелии наших лесных предков, которая пробуждается с первыми ростками яровых, с первыми тактами «Весны священной»? Впрочем, чтобы это объяснить, нужен не композитор Стравинский, а скорее доктор Стравинский, психиатр из книги Булгакова.
Ближе всего к определению этой стихии подошел Леонид Невлер, в 1968 году написавший статью «Культура хамства», которая была опубликована лишь 20 лет спустя, в перестройку. В ней он говорит о специфически русском стремлении привести окружающее пространство в некое усредненное состояние энтропии. Не уничтожить, а сломать, попортить, испохабить. Чтобы было, как у всех, неказисто и плохонько. Невлер считает, что речь идет об особой культурной норме, границы которой определяются тонкими нюансами. Забор не повален, а покосился, сиденье в автобусе сдвинуто, но не сломано, грязь на дорожках не до колен, а лишь чуть выше подошв — не так чтобы утонуть, а ровно настолько, чтобы запачкать ботинки. Лифт не поломан, но кнопки на пульте исправно выжжены все до одной. И на скамейках в парке выломана половина досок — именно столько, чтобы надо было сидеть на спинке, поставив ноги на сиденье.
Стихия хамства как никогда сильна у нас в майские праздники, когда наш человек культурно отдыхает на природе: с водкой, шашлыками, громкой музыкой и непременным завершением банкета в виде битья бутылок. И долго еще потом ходят по паркам безответные люди в желтых жилетах, собирают в мешки остатки первомайского беспредела. А в сумерках в опустевшем лесу догорают угли костров, белеют стволы берез и пластмассовые тарелки и робко цокает первый соловей.
В школе, помню, мы учили про то, как земля горела под ногами фашистских оккупантов. Оказывается, чтобы горела земля, никаких немцев и не надо — достаточно местных, которые чувствуют себя на ней случайными прохожими, временными жильцами без регистрации, родства и будущего. Поэтому вопрос о траве, как бы пафосно это ни звучало, это вопрос о патриотизме. Который измеряется не в георгиевских ленточках, а в ростках молодой зелени, не тронутой нашей беспощадной стихией.
Автор — профессор Высшей школы экономики Сергей Медведев.